Статьи » Бонди С.М. «Моцарт и Сальери»

Итак, с самого начала сцены мы видим грустного, хмурого Моцарта. Вероятно, сцена должна начаться с паузы: Моцарт сидит, задумавшись, а Сальери внимательно следит за его выражением. Они уже пообедали Є выпили («обед хороший, славное вино»)... Чем объясняется молчание, пасмурность и хмурость Моцарта — вполне понятно из предыдущего: он инстинктивно, своей тонкой проницательностью чувствует приближение смертельной опасности и неотложную необходимость понять ее, довести до сознания, но не может этого сделать из-за своей доверчивости и доброжелательности к людям.

Но почему мрачный Сальери, каким мы его видели в первой сцене, недоволен или обеспокоен «пасмурностью» и молчаливостью Моцарта? Это тоже вполне понятно. Сальери твердо, без колебаний решивший отравить во время обеда Моцарта, все же старается сохранить придуманное им идеологическое обоснование своего преступления. Он должен убить «безумца, гуляку праздного», человека, не понимающего ценности музыки, издевающегося даже над своими гениальными произведениями, весельчака, «недостойного самого себя...». Вот если бы Моцарт хохотал сейчас над искажением его арии или вышучивал свою гениальность («...божество мое проголодалось»), то Сальери тут же бросил бы яд в его стакан, с сознанием своей правоты, совершения долга... Но Моцарт пасмурен, молчит, хмурится... Вот уже и обед их кончился, а Сальери никак не мог до сих пор найти психологически подходящего момента, чтобы «совершить свой долг», — убить Моцарта...

И вот на вопрос: «Ты, верно, Моцарт, чем-нибудь расстроен?» — Сальери получает самый неожиданный и потрясающий его ответ:

Он только сегодня решил отравить Моцарта — а тот, оказывается, уже сочиняет «Реквием», готовит себе панихиду!.. Как это могло случиться? Крайнее изумление и даже, может быть, испуг Сальери и здесь могут быть выражены только интонацией, с которой исполнитель роли Сальери произнесет эти слова. При немом чтении в книге выразительность и значительность этой реплики может остаться незамеченной... Много ли говорит читателю слово «А!»? Какой смысл, какое чувство вкладывает Сальери в это восклицание? Только при живом, театральном исполнении оно может прозвучать так, как хотел этого Пушкин.

Вот сколько времени уже «музыкальная душа» Моцарта, разгадавшая раньше самого Сальери трагический конец их дружбы, томится мыслями о неминуемой смерти! Впрочем, как увидим дальше, это предчувствие опасности еще раньше начало его мучить.

Моцарт продолжает:

«Странный случай» — приход к Моцарту таинственного «черного человека», как известно, не выдуман Пушкиным. В книжке Игоря Бэлзы «Моцарт и Сальери»... рассказано об этом: «Тайна «черного человека», заказавшего Моцарту «Реквием», давно уже разъяснена. То был Лейтгеб (Leutgeb), управляющий именитого любителя музыки, графа Франца фон Вальзегг цу Штуппах, который устраивал у себя в имении театральные представления и концерты, принимая в них участие в качестве виолончелиста, флейтиста и дирижера. Но граф хотел во что бы то ни стало прослыть и композитором. С этой целью он заказывал крупнейшим мастерам своего времени различные музыкальные произведения (преимущественно квартеты), собственноручно переписывал их и затем исполнял⁶⁴, выдавая за свои сочинения. Летом 1791 года граф обратился к Моцарту, послав к нему управляющего, который, как всегда, скрыл как свое имя, так и имя своего хозяина, обставил переговоры с композитором обычной таинственностью и предложил ему написать заупокойную мессу, а затем несколько квартетов. Что касается этой мессы, то она понадобилась графу для того, чтобы исполнением ее почтить память своей жены, скончавшейся в феврале того же, 1791 года»⁶⁵.