VI
В своей статье««Поэтическая оценка Пушкина современниками»Каллаш во многих местах касается и личных отношений поэтов к Пушкину, но — согласно своей общей тенденции все сводить к миру, благоволению и восторгу — исключительно только дружеских. Только вскользь (стр. 53), явно не желая омрачать своего празднично-юбилейного настроения, упоминает он о каких-то «невероятных, позорящих слухах», распространяемых так называемыми «приятелями», при чем в примечании называет по имени одного из таких лжеприятелей — Аркадия Родзянко. Выходит необычайно просто: Пушкин бывал не раз «жертвой клеветы и мстительных невежд», что еще выше поднимает его ореол и должно усиливать симпатии к нему как к человеку. Конечно такая елейная точка зрения совершенно не учитывает всей сложности и разнообразия человеческих взаимоотношений. Мы знаем, что и Пушкин не всегда был прав. Ивана Ермолаевича Великопольского нельзя отнести ни к разряду «клеветников», ни к «мстительным невеждам», личная репутация его стоит очень высоко, и в его конфликтах с Пушкиным, история которых теперь достаточно известна, беспристрастные исследователи (Модзалевский и другие) склонны становиться на сторону Великопольского.
В своей статье Каллаш совсем не упоминает Великопольского, в сборниках же есть несколько его стихотворений о Пушкине, но нет двух самых интересных. В одномЊ«Пушкину по прочтении некоторых из его сочинений» (1828) этот современник великого поэта затрагивает тему о Пушкине и маленьких поэтах, к каким конечно причисляет и себя. Для них читать Пушкина не только «радосты», но и «мученье». Какой смысл в их творчестве, если рядом существует такой гигант? Сравняться с ним невозможно, а в таком случае стоит ли писать? Приведем конец этого стихотворения.
Но, Пушкин, послан ты меж нас
Поэтам в радость и мученье!
Твой вдохновенный дивный глас
Вливает в сердце упоенье.
Тебе во сретенье иду,
К тебе наполненный хвалою,
И не один я пред тобою
Перо задумчиво кладу.
В 1836 г., по прочтении первых трех томов посмертного издания сочинений Пушкина, где Великопольский нашел неожиданно для себя неизвестную ему эпиграмму на него Пушкина, он пишет памяти поэта стихотворени‡ «Мое мщение», где в начале дает резко отрицательную характеристику обидчику:
Собраньем разноцветных зол
Весь окружившийся, как рамой,
Кого ты в жизни не колол,
Кого не резал эпиграммой!
И я попал под острие
Неугомонное твое.
Но вслед затем Великопольский сейчас же и оправдывает Пушкина:
Ты был поэт и ты по праву
Других расценивал стихи...
Месть Пушкину будет заключаться в восхищении перед его творчеством при забвении всех личных обид:
...без злопамятья и зноба,
Которым бьет другого желчь,
У твоего я стану гроба;
Твою восторженную речь,
Твои восторженные грезы
Себе на память приведу
И, уронив на прах твой слезы,
Довольный мщеньем отойду. |
