Глава V
Серьезному и глубокому, драматическому разоблачению романтического образа «героя» посвящена у Пушкина поэма «Цыганы», написанная в 1824 году. Но еще годом раньше Пушкин начал писать произведение, в котором та же задача решалась сатирически, методом эстетического снижения привычной романтической ситуации и самого героя. Речь идет о начатом в мае 1823 года романе в стихах «Евгений Онегин».
Обычно считается, что в этом романе (писавшемся на протяжении более восьми лет) Пушкин с начала до конца стремился к одной цели — реалистически воспроизвести в типических образах русскую действительность, создать «энциклопедию русской жизни». Из этого делается вывод, что переход Пушкина от романтизма к реализму произошел уже в 1823 году.
Верно ли такое утверждение? В последние годы в работах о «Евгении Онегине» все чаще отмечается различие между первыми его главами и остальной частью романа, причем каждый исследователь по-своему, сообразно своим концепциям истолковывает это различие.
У самого Пушкина в процессе работы над романом изменяется определение основного содержания, его характера. Сначала он говорит о нем как о произведении «сатирическом», «циническом»41, «желчном»42. В предисловии к отдельному изданию первой главы, написанном, вероятно, в ноябре 1824 года, Пушкин также говорит о сатирическом и шутливом характере романа: «да будет нам позволено обратить внимание читателей на достоинства, редкие в сатирическом писателе...», первая глава «напоминает Беппо, шуточное произведение мрачного Байрона...» (VII, 509).
Но уже 24 марта 1825 года (Пушкин в это время писал пятую главу «Онегина») он решительно отрекается от своего прежнего определения «Евгения Онегина» как сатирического произведения. Отвечая на письмо А. Бестужева, который сравнивал (не в пользу Пушкина) сатиру в «Онегине» с сатирой Байрона (в «Дон-Жуане»), он пишет: «Где у меня сатира?.. Самое слово сатирический43 не должно бы находиться в предисловии. Дождись других песен...», то есть следующих, еще не напечатанных глав романа, где вполне выясняется новая направленность его содержания.
Таким образом, и из слов самого Пушкина мы можем заключить о том, что в процессе писания романа произошло серьезное изменение его основного замысла. В чем же состояло это изменение? Ведь «реалистические», верно изображающие действительность картины присутствуют и в начальных главах, и в последующих. В начальных главах они даны даже в большем количестве, приобретая иногда «натуралистический» характер...
Однако нельзя забывать, что реалистичность, верность действительности встречается, как уже было сказано, в произведениях всех времен и всех направлений, но выполняет разные функции, используется для разных целей. И в классицизме и в романтизме такие реалистические картины характерны лишь для сатирических, комических, «низких» жанров...
Пушкин еще с юных лет, следуя традиции французской литературы XVIII века, пользовался приемами «реалистической» конкретизации для разоблачений, дискредитации, осмеяния «высоких», овеянных благоговением, таинственностью образов — религиозных и политических. Так, в эпиграмме на Александра I («Ты и я») самым обидным, оскорбительным моментом является не упоминание о каких-нибудь преступлениях или недостатках царя, а просто сообщение о том, что он пользуется в уборной не бумагой, а коленкором (хотя в этом ничего нет предосудительного). Точно так же в «Гавриилиаде» Пушкин не полемизирует с евангельскими мифами, не опровергает их, а старается в конкретных «реалистических» образах представить то, что в Евангелии выражено нарочито неясно, отвлеченно, туманно... В Евангелии просто сказано, что Иосиф, муж девы Марии, матери Иисуса Христа, был плотником. Пушкин расшифровывает это и конкретизирует с помощью реалистических подробностей, совершенно снижая тем самым евангельский образ:
Ее супруг, почтенный человек,
Седой старик, плохой столяр и плотник,
В селенье был единственный работник.
И день и ночь, имея много дел
То с уровнем, то с верною пилою,
То с топором, не много он смотрел
На прелести, которыми владел...
Если бы это говорилось не о святом евангельском персонаже, то перед нами было бы просто живое реалистическое описание; но в применении к святому Иосифу — это явное кощунство.
По Евангелию, дева Мария чудесным образом зачала от духа святого и родила Иисуса Христа (сына божия). В таком отвлеченном виде этот миф и существует в христианской религии. Как произошло это чудесное зачатие, конечно, не разъясняется в Евангелии, и всякому верующему самый вопрос об этом показался бы величайшим кощунством. Пушкин в своей поэме не вышучивает этот миф, не смеется над ним, а только описывает в реалистических подробностях это событие, используя для этой цели евангельский рассказ о том, как святой дух явился людям в виде голубя (во время крещения Иисуса)44. Так (в виде голубя) и изображается дух святой на иконах. И опять это конкретное реалистическое описание превращается в издевательство над религиозными верованиями.
И что же! вдруг мохнатый, белокрылый
В ее окно влетает голубь милый,
Над нею он порхает и кружит
И пробует веселые напевы,
И вдруг летит в колени милой девы,
Над розою садится и дрожит,
Клюет ее, колышется, вертится,
И носиком и ножками трудится... 45
Не только религиозные или политические «высокие», «священные» образы лишаются ореола величия, снижаются при конкретизации, уточнении прозаических деталей в их описании. То же относится и к образам, картинам, ситуациям типично романтической поэзии.
|