|
Теперь попросим у читателя позволения объяснить последние происшествия повести нашей предыдущими обстоятельствами, кои не успели мы еще рассказать.
На станции ** в доме смотрителя, о коем мы уже упомянули, сидел в углу проезжий с видом смиренным и терпеливым, обличающим разночинца или иностранца, то есть человека, не имеющего голоса на почтовом тракте. Бричка его стояла на дворе, ожидая подмазки. В ней лежал маленький чемодан, тощее доказательство не весьма достаточного состояния. Проезжий не спрашивал себе ни чаю, ни кофию, поглядывал в окно и посвистывал к великому неудовольствию смотрительши, сидевшей за перегородкою.
- Вот бог послал свистуна, - говорила она вполголоса, - эк посвистывает, - чтоб он лопнул, окаянный басурман. - А что? - сказал смотритель, - что за беда, пускай себе свищет. - Что за беда? - возразила сердитая супруга. - А разве не знаешь приметы? - Какой приметы? что свист деньгу выживает. И! Пахомовна, у нас, что свисти, что нет: а денег все нет как нет. - Да отпусти ты его, Сидорыч. Охота тебе его держать. Дай ему лошадей, да провались он к черту. - Подождет, Пахомовна, на конюшне всего три тройки, четвертая отдыхает. Того и гляди подоспеют хорошие проезжие; не хочу своею шеей отвечать за француза. Чу, так и есть! вон скачут. Э-ге-ге, да как шибко; уж не генерал ли? Коляска остановилась у крыльца. Слуга соскочил с козел, отпер дверцы, и через минуту молодой человек в военной шинели и в белой фуражке вошел к смотрителю, - вслед за ним слуга внес шкатулку и поставил ее на окошко. - Лошадей, - сказал офицер повелительным голосом. - Сейчас, - отвечал смотритель.- Пожалуйте подорожную. - Нет у меня подорожной. Я еду в сторону... Разве ты меня не узнаешь? Смотритель засуетился и кинулся торопить ямщиков. Молодой человек стал расхаживать взад и вперед по комнате, зашел за перегородку и спросил тихо у смотрительши: кто такой проезжий. - Бог его ведает, - отвечала смотрительша, - какой-то француз. Вот уж пять часов как дожидается лошадей да свищет. Надоел проклятый. Молодой человек заговорил с проезжим по-французски. - Куда изволите вы ехать? - спросил он его. - В ближний город, - отвечал француз, - оттуда отправляюсь к одному помещику, который нанял меня за глаза в учители. Я думал сегодня быть уже на месте, но господин смотритель, кажется, судил иначе. В этой земле трудно достать лошадей, господин офицер. - А к кому из здешних помещиков определились вы? - спросил офицер. - К господину Троекурову, - отвечал француз. - К Троекурову? кто такой этот Троекуров? - Ma foi, mon officier...1 я слыхал о нем мало доброго. Сказывают, что он барин гордый и своенравный, жестокой в обращении со своими домашними, что никто не может с ним ужиться, что все трепещут при его имени, что с учителями (avec les outchitels) он не церемонится и уже двух засек до смерти. - Помилуйте! и вы решились определиться к такому чудовищу. - Что же делать, господин офицер. Он предлагает мне хорошее жалование, три тысячи рублей в год и все готовое. Быть может, я буду счастливее других. У меня старушка мать, половину жалования буду отсылать ей на пропитание, из остальных денег в пять лет могу скопить маленький капитал, достаточный для будущей моей независимости - и тогда bonsoir2, еду в Париж и пускаюсь в коммерческие обороты.
|
[1]