Знающим музыку не нужно объяснять, что возможно самой музыкой, без текста, без слов показать образ Моцарта, образ Сальери, что данные музыкальные мотивы («темы», употребляя музыкальный термин), по-разному изменяясь, могут передать и взаимоотношения изображаемых лиц, и их чувства, и изменения этих чувств, и т. п.
Но моя статья написана не для специалистов-музыкантов. И потому я позволю себе привести большой отрывок из романа Достоевского «Бесы», где он очень хорошо и наглядно показал, как в музыке, с помощью разнообразного варьирования простых мотивов («тем») создается целый законченный сюжет.
Этот эпизод рассказан во второй части романа, в пятой главе («Перед праздником»). Один из персонажей романа, Лямшин, сочинил «новую особенную штучку на фортепьяно» и играл ее в доме у губернаторши. «Штучка в самом деле оказалась забавной под смешным заглавием «Франко-прусская война»49. Начиналась она грозными звуками «Марсельезы»50.
«Qu’un sang impure abreuve nos sillons»51. Слушался напыщенный вызов, упоение будущими победами. Но вдруг, вместе с мастерски варьированными тактами гимна, где-то сбоку, внизу, в уголку, но очень близко, послышались гаденькие звуки «Mein lieber Augustin»52. «Марсельеза» не замечает их, «Марсельеза» на высшей точке упоения своим величием; но «Augustin» укрепляется, «Augustin» все нахальнее — и вот такты «Augustin» как-то неожиданно начинают совпадать с тактами «Марсельезы». Та начинает как бы сердиться; она замечает наконец «Augustin», она хочет сбросить ее, отогнать, как навязчивую, ничтожную муху, но «Mein lieber Augustin» уцепилась крепко; она весела и самоуверенна; она радостна и нахальна; и «Марсельеза» как-то вдруг ужасно глупеет; она уже не скрывает, что раздражена и обижена; это вопли негодования, это слезы и клятвы с простертыми к Провидению руками: «Pas un pouce de notre terrain, pas une pierre de notres fortenesses»53. Но она уже принуждена петь с «Mein lieber Augustin» в один такт. Ее звуки как-то глупейшим образом переходят в «Augustin», она склоняется, погасает. Изредка лишь, прорывом, послышится опять «Qu’un sang impure...»54, но тотчас же преобидно перескочит в гаденький вальс. Она смиряется совершенно.
Но тут же свирепеет и «Augustin»: слышатся сиплые звуки, чувствуется безмерно выпитое пиво, бешенство самохвальства, требования миллиардов, тонких сигар, шампанского и заложников; «Augustin» переходит в неистовый рев... Франко-прусская война оканчивается».
Каково же, по замыслу Пушкина, то произведение, которое принес Моцарт, чтобы показать его Сальери? Можно в общем вообразить его, исходя из слов Моцарта:
Представь себе... кого бы?
Ну, хоть меня — немного помоложе;
Влюбленного — не слишком, а слегка —
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Я весел... Итак, начинается с музыкального образа Моцарта — молодого, в расцвете сил, к тому же в особом подъеме — он влюблен...ј«Не слишком, а слегка», то есть в таком состоянии духа, когда нет еще никаких противоречий, страданий от сложных обстоятельств, связанных иной раз с глубокой, большой любовью. Здесь только радость любви, легкость, веселье... Словом, звучит характерная для Моцарта светлая, быстрая, ясная, вдохновенная музыка — «тема» Моцарта. Вторая «тема» (другой мотив) — тема Сальери. Более спокойная, рассудительная, не такая веселая и быстрая, притом вполне мягко и «доброжелательно», даже, может быть, любовно звучащая, — ведь это тема друга, по словам Моцарта... Далее, как обычно бывает в серьезных музыкальных произведениях, идет так называемая «разработка» этих тем, сочетание их, или «диалог», при котором они обычно, сохраняя свой общий мелодический и ритмический рисунок, могут изменять свое выразительное содержание. Так мотив Сальери постепенно преображается: теряет свой дружественный характер, начинает звучать все более враждебно, зловеще, угрожающе... Музыкально-логический вывод из этого движения, развития, подлинного раскрытия темы Сальери — внезапный мрак, смерть, «виденье гробовое», которым и кончается пьеса Моцарта55.
Можно себе представить, с каким чувством слушает Сальери эту музыку, в которой так четко и ясно, близким для него музыкальным языком показано и подлинное отношение его к «другу», собрату (ведь темы Сальери и Моцарта здесь звучат рядом), его чувство лютой ненависти, — и также те логические последствия, к которым неминуемо должно привести это «содружество»: смерть, гибель Моцарта от руки его врага! Все это понимает и чувствует Сальери, и зрителям это должно быть видно по игре актера, его движениям, мимике... Сальери понимает, но Моцарт, создавший эту музыку, не понимает ее реального, жизненного смысла — об этом будет подробно сказано дальше...
Моцарт кончил играть свое произведение. Первая словесная реакция Сальери: он видит еще раз подтверждение своей успокоительной концепции: музыка Моцарта гениальна, но сам он как человек — жалкое ничтожество.
Ты с этим шел ко мне
И мог остановиться у трактира
И слушать скрипача слепого? — Боже!
Ты, Моцарт, недостоин сам себя. А Моцарт, еще под впечатлением только что звучавшей его музыки, почти пропускает мимо ушей слова Сальери...
И тут Сальери со всей искренностью выражает свое восхищение музыкой Моцарта:
Какая глубина!
Какая смелость и какая стройность!
|
