Пушкин  
Александр Сергеевич Пушкин
«Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно;
не уважать оной есть постыдное малодушие.»
О Пушкине
Биография
Хронология
Герб рода Пушкиных
Семья
Галерея
Памятники Пушкину
Поэмы
Евгений Онегин
Стихотворения 1813–1818
Стихотворения 1819–1822
Стихотворения 1823–1827
Стихотворения 1828–1829
Стихотворения 1830–1833
Стихотворения 1834–1836
Хронология поэзии
Стихотворения по алфавиту
Коллективные стихи
Проза
Повести Белкина
Драмы
Сказки
Заметки и афоризмы
Автобиографическая проза
Историческая проза
История Петра
История Пугачева
Письма
Деловые бумаги
Статьи и заметки
Публицистика
Переводы
Статьи о Пушкине
  Бонди С.М. Драматические произведения Пушкина
  Бонди С.М. Поэмы Пушкина
  Бонди С.М. Сказки Пушкина
  Бонди С.М. Историко-литературные опыты Пушкина
  Бонди С.М. «Моцарт и Сальери»
  … Часть 1
  … Часть 2
  … Часть 3
… Часть 4
  … Часть 5
  … Часть 6
  … Часть 7
  … Часть 8
  … Примечания
  Бонди С.М. Памятник
  Брюсов В.Я. Почему должно изучать Пушкина?
  Брюсов В.Я. Медный всадник
  Булгаков С. Жребий Пушкина
  Булгаков С. Моцарт и Сальери
  Даль В.И. Воспоминания о Пушкине
  Достоевский Ф.М. Пушкин
  Мережковский Д. Пушкин
  Бонди С.М. Драматургия Пушкина
  Бонди С.М. Народный стих у Пушкина
  Бонди С.М. Пушкин и русский гекзаметр
  Бонди С.М. Рождение реализма в творчестве Пушкина
  В. Розанов. А.С. Пушкин
  В. Розанов. Кое-что новое о Пушкине
  В. Розанов. О Пушкинской Академии
  Розанов. Пушкин и Лермонтов
  Розанов. Пушкин в поэзии его современников
  Шестов. А.С. Пушкин
  Якубович Д. Пушкин в библиотеке Вольтера
  Устрялов Н.В. Гений веков
  Стефанов О. Мотивы совести и власти в произведениях Пушкина, Софокла и Шекспира
Стихи о Пушкине, Пушкину
Словарь миф. имен
Ссылки
 

Статьи » Бонди С.М. «Моцарт и Сальери»

Один из биографов Моцарта, горячий почитатель его, А. Ф. Улыбышев, современник Пушкина (на пять лет старше его), в своей книге «Новая биография Моцарта», начатой в 1830 году, в тот же год, когда Пушкин написал своего «Моцарта и Сальери», и изданной в 1843 году на французском языке21, писал о Моцарте: «Несомненно, это была самая благородная, возвышенная, добрая душа, но тем не менее если есть сильное желание, то, приглядываясь, злоба может найти и в ней пятна. Моцарт искал удовольствия после труда, его сердце было открыто соблазнам любви к женщинам, он не прочь был выпить в компании; его кошелек, открытый для друзей <...>, часто был пуст, почти всегда очень легок.

Он занимал (деньги) направо и налево и платил огромные проценты. И менее этого достаточно бы было, чтобы очернить человека, превратить его в пьяницу, мота и развратника...»22

Это противоречие между творчеством Моцарта-композитора и поведением Моцарта-человека (противоречие нередкое у великих художников!) объясняется, видимо, тем, что все главное содержание своей большой души, моральное и интеллектуальное, все результаты жизненного опыта, переживаемого с силой и глубиной, свойственной гению, он выражал в своих произведениях, вкладывал в свою музыку. А все остальное, бытовые стороны жизни, поведение в быту, протекало у него как бы по обычной инерции: на серьезное, углубленное внимание к этому у него не было ни времени, ни сил, ни интереса.

Вероятно, именно это имел в виду Рахманинов, когда говорил о себе, что в нем «восемьдесят пять процентов музыканта и только пятнадцать процентов человека»23.

С этим связано еще и то, что у некоторых художников творческий процесс протекает почти непрерывно и не прекращается даже во время самых обычных бытовых действий и разговоров. Об этом говорит Чайковский в одном письме: «Я могу сказать, что сочиняю всегда, в каждую минуту дня и при всякой обстановке... Иногда я с любопытством наблюдаю за той непрерывной работой, которая сама собой, независимо от предмета разговора, который я веду, от людей, с которыми нахожусь, происходит в той области головы моей, которая отдана музыке»24. То же происходило и с Моцартом. И он, по-видимому, непрерывно был занят музыкальным творчеством, и только «пятнадцать процентов» его сознания оставалось на обычные, бытовые действия и разговоры. Это прекрасно видно в сохранившихся рассказах о нем близких его родственников.

Вот воспоминания его свояченицы — довольно наивные, но тем более ценные: «Он всегда был в хорошем расположении духа, но даже в самые лучшие минуты казался очень задумчив, на все — будь он весел или печален — отвечал раздумывая, пристально смотря в глаза собеседника, и при этом казалось, что он глубоко занят чем-то другим. Даже когда он ранним утром мыл себе руки, он ходил по комнате взад и вперед, никогда не оставаясь в покое, ударял одной ногой о другую и всегда был задумчив. За столом он часто брал конец салфетки, скручивал ее, проводил ее под носом, и казалось, что в своей задумчивости он этого не замечает. Зачастую он делал при этом гримасу ртом»25.

О том же самом немного по-другому рассказывает другой родственник Моцарта, его шурин: «Никогда Моцарт во время своих бесед или занятий не был так мало похож на великого человека, как тогда, когда он писал какую-нибудь серьезную вещь. В то время он не только разговаривал рассеянно и сбивчиво, но также беспрерывно отпускал небрежность в своем поведении. При этом казалось, что он ничего не вынашивает и ни над чем не думает. Или он за преувеличенной фривольностью намеренно скрывал свою внутреннюю напряженность, или ему нравилось противопоставлять божественные идеи своей музыки плоским будничным мыслям и развлекаться подобного рода ироническими шутками по отношению к себе»26.

Хочется в заключение привести рассуждение на эту же тему современного крупнейшего музыканта, знаменитого испанского виолончелиста Пабло Казальса. Оно находится в книге X. М. Корредора «Беседы с Пабло Казальсом». Эта книга построена как своего рода расширенное интервью: автор задает Казальсу вопросы, а тот отвечает на них.

«— Письма Бетховена и его разговорные тетради свидетельствуют о силе его интеллекта. В письмах же Моцарта проявляется зачастую «ребячливость».

— Эта «ребячливость» не должна нас смущать. Моцарт должен был испытывать постоянную радость музыкального творчества. Мне сейчас вспоминается Гранадос27, которого я близко знал; в своих выражениях он был волен и бесхитростен. Ребячливые высказывания и замечания — даже когда они грубоваты — указывают на то, что у этих людей сохраняется младенческая душа, все время увлекаемая чудом творчества. Какими должны быть высказывания и шутки Шуберта при его встречах в Вене за кружкой пива? Это смех-разрядка, легкомысленный и простой. Когда Моцарт писал какие-нибудь письма в грубовато-шутливом тоне или Шуберт со стаканом в руке громко хохотал, не рождались ли тогда в их подсознании музыкальные творения, которые следует отнести к самой чистой поэзии, когда-либо встречавшейся нам?»

Не мудрено, что пушкинский Сальери, который не мог и не желал (из зависти и ненависти) искать объяснений постоянно шутливого, «ребячливого», легкомысленного поведения и речей Моцарта, уверял себя, что этот человек, несправедливо одаренный богом «священным даром», бессмертной гениальностью, в действительности «безумец28, гуляка праздный»!

Что касается до вопроса об отравлении Моцарта, то здесь до сих пор нет у историков музыки единого мнения. До недавнего времени считалось установленным, что слухи о том, что Сальери отравил Моцарта, неверны и что Моцарт умер от какой-то болезни. Кстати, так думал и биограф Моцарта Улыбышев, хотя о зависти Сальери к Моцарту он упоминает в своей книге: «Многие немецкие музыканты, имевшие глупость завидовать Моцарту, присоединились к италиянцам. Из всех этих врагов Моцарта один только перешел в историю — это Сальери. Ученик Глука, более ученый, чем другие оперные композиторы из его соотечественников, Сальери именно потому должен был сделаться непримиримым врагом Моцарта <...>. Место первого капельмейстера при императорском дворе29, его известность, успехи его произведений на сцене — все заставляло его относиться с особенной ненавистью к молодому человеку, не имевшему даже определенного положения, музыкальному поденщику, превосходство таланта которого он не мог не видеть и не оценить. <...> По преданиям, дошедшим до нас <...>, Сальери даже отравил Моцарта. К счастию для памяти италианца, эта сказка лишена всякого основания...»30

Такого же мнения были и все комментаторы пушкинской трагедии. Но известный советский музыковед И. Ф. Бэлза снова поднял этот вопрос и в ряде статей, книг и докладов приводит убедительные доводы, основанные отчасти на новых материалах, в пользу версии об убийстве Моцарта его врагом Сальери. Я не буду здесь излагать эти доводы и соображения И. Ф. Бэлзы (а также полемизирующих с ним противников), поскольку для нашей цели это не имеет большого значения. Ведь Пушкин писал не биографию Сальери, а художественное произведение, в котором Сальери является действующим лицом. Вопрос не в том, так ли точно все было в действительности, как показывает Пушкин в своей трагедии, а лишь в том, не оклеветал ли писатель (из художественных соображений) ни в чем не виноватого «благородного», знаменитого композитора? В заметке о «Полтаве», в связи с тем, что в этой поэме гетман Мазепа изображен злодеем, Пушкин писал: «Обременять вымышленными ужасами исторические характеры и не мудрено — и не великодушно. Клевета и в поэмах казалась мне непохвальною». И в данном случае важно то, что Пушкин был вполне убежден в виновности Сальери и, как показал в своих работах И. Ф. Бэлза, имел для этого достаточные основания31.

Можно задать вопрос: зачем Пушкин, поставив перед собой не историческую, а психологическую задачу, желая показать сложные противоречия, возникающие в душе гордого, всеми уважаемого, знаменитого человека, вдруг охваченного чувством страшной зависти, и рядом с этим душевное богатство и трагедию гения — музыканта, зачем поэт делает персонажами своей пьесы не вымышленных лиц, вроде барона Филиппа (в «Скупом рыцаре»), а подлинные, исторические личности?

Для меня нет сомнения, что это связано с постоянным стремлением Пушкина к максимальному лаконизму, краткости, с обычным у него отсутствием всякого рода разъяснений в художественном произведении. Какая сложная разъяснительная экспозиция понадобилась бы для того, чтобы зрители при появлении на сцене молодого, веселого человека (с вымышленным именем) узнали, что это великий музыкант, композитор, одаренный гениальными способностями. Кто-то должен был сообщить об этом — в диалоге или в монологе... А тут входит Моцарт — и все множество ассоциаций эмоциональных и исторических, связанных с этим именем, сразу возникает в сознании зрителя... То же относится и к имени Сальери, для современников Пушкина столь же знакомому, как и имя Моцарта...

Страница :    << 1 [2] > >
Алфавитный указатель: А   Б   В   Г   Д   Е   Ж   З   И   К   Л   М   Н   О   П   Р   С   Т   У   Ф   Х   Ц   Ч   Ш   Э   Ю   Я   
 

 
       Copyright © 2024 - AS-Pushkin.ru