Глава IV
1
Теме поэзии посвящено стихотворение «Разговор книгопродавца с поэтом» (1824). Здесь в роли «демона», «вливающего хладный яд» в душу поэта, выступает книгопродавец, добивающийся у него, чтобы тот продал ему рукопись новой поэмы. Книгопродавец — пошляк, обыватель, он ценит поэзию только с точки зрения дохода, который она приносит автору (и книгопродавцу). О самой поэзии он отзывается в высшей степени пренебрежительно:
Стишки для вас одна забава,
Немножко стоит вам присесть
.............
Стишки любимца муз и граций
Мы вмиг рублями заменим
И в пук наличных ассигнаций
Листочки ваши обратим...
Резкую противоположность этим словам представляет собой вдохновенная речь поэта, выражающего типично романтическое отношение к искусству:
Я видел вновь приюты скал
И темный кров уединенья,
Где я на пир воображенья,
Бывало, музу призывал.
Там слаще голос мой звучал;
Там доле яркие виденья,
С неизъяснимою красой,
Вились, летали надо мной
В часы ночного вдохновенья
..............
Тогда, в безмолвии трудов,
Делиться не был я готов
С толпою пламенным восторгом
И музы сладостных даров
Не унижал постыдным торгом...
Поэт готов вовсе отказаться от своего дара:
Блажен, кто молча был поэт.
Книгопродавец тщетно уговаривает поэта писать ради славы — поэт ею гнушается, ради успеха у женщин — поэт их презирает, ради любви — поэт знает только неразделенную любовь... Если не считать недостижимого идеала любви, у поэта остается незыблемым только один романтический идеал — свобода. На вопрос книгопродавца:
Теперь, оставя шумный свет,
И муз, и ветреную моду,
Что ж изберете вы?
— Свободу, —
отвечает поэт. Книгопродавец, истолковывая это понятие в своем духе, то есть лишая его всякого общественного значения, покровительственно разъясняет поэту, что такое свобода в буржуазном обществе:
Прекрасно. Вот же вам совет;
Внемлите истине полезной:
Наш век — торгаш; в сей век железный
Без денег и свободы нет.
Что слава? — Яркая заплата
На ветхом рубище певца.
Нам нужно злата, злата, злата:
Копите злато до конца!
.......................
Спор кончается полной победой циника книгопродавца над романтиком-поэтом. В ответ на лапидарную формулу расценивающего все на деньги дельца:
Не продается вдохновенье,
Но можно рукопись продать, —
поэт не находит уже возражений. Он вполне соглашается с ним. При этом удивительное пушкинское чутье формы, точно соответствующей содержанию, запрещает ему отказ поэта от романтически-возвышенного взгляда на поэзию, согласие с прозаически-обывательским отношением к искусству выражать в стихах. Заключительная реплика поэта звучит в прозе: «Вы совершенно правы. Вот вам моя рукопись. Условимся».
Среди писем Пушкина этой эпохи есть одно, в котором те же мысли, те же настроения выражены еще резче. Это письмо к брату 1824 года (январь — начало февраля) вообще отличается каким-то озлобленным, горько-циническим тоном. Вот что мы читаем в этом письме: «...что до славы, то ею в России мудрено довольствоваться... Mais pourquoi chantais-tu?37 — на сей вопрос Ламартина отвечаю — я пел, как булочник печет, портной шьет, Козлов пишет38, лекарь морит — за деньги, за деньги, за деньги — таков я в наготе моего цинизма».
Это заявление Пушкина настолько противоречит тому, что Пушкин постоянно говорил на эту тему как раньше, так и позже, что мы в нем должны видеть еще одно подтверждение особого скептически-озлобленного состояния духа поэта, сопровождавшего утрату им его романтических идеалов39. Стоит только обратить внимание на это злобно-настойчивое троекратное повторение слов: «за деньги, за деньги, за деньги»! — подобное аналогичному повторению в «Разговоре книгопродавца с поэтом»:
Нам нужно злата, злата, злата...
Так разделывается Пушкин с романтическим представлением о высокой ценности поэзии.
|
