Глава VII
2
В Михайловском состояние Пушкина резко ухудшилось. Прежде всего появились новые обстоятельства, мучительно отягчающие его жизнь, несмотря на то что он вернулся к своим, постоянно общался с сестрой, которую он в ту пору очень любил, и с младшим братом, к которому, судя по его письмам из Кишинева и Одессы, он относился с величайшей дружбой и доверием.
Но Пушкин тяжело страдал от разлуки с любимой женщиной. Это чувство усугублялось еще сделанным им к этому времени открытием, что в его несчастии — ссылке в Михайловское — активную роль сыграл его постоянный советчик Александр Раевский, сам безумно влюбленный в Воронцову.
Помимо свидетельства Ф. Ф. Вигеля в его «Записках» (которым не всегда можно верить), об этом говорит и сам Пушкин в одном из самых горьких своих стихотворений — «Коварность», написанном в Михайловском в 1824 году. Вспомним вторую половину стихотворения и поверим поэту, что за каждым словом здесь скрываются подлинные факты, события его печальной жизни, переживания измученной души. Поэт обращается к «коварному другу»:
...Но если ты святую дружбы власть
Употреблял на злобное гоненье;
Но если ты затейливо язвил
Пугливое его воображенье
И гордую забаву находил
В его тоске, рыданьях, униженье;
Но если сам презренной клеветы
Ты про него невидимым был эхом;
Но если цепь ему накинул ты
И сонного врагу предал со смехом,
И он прочел в немой душе твоей
Все тайное своим печальным взором, —
Тогда ступай, не трать пустых речей —
Ты осужден последним приговором.
Даже независимо от этих горестей, связанных с любовными переживаниями, сама ссылка в деревню под строгий надзор начальства, без права выезда, должна была быть необыкновенно тягостна и мучительна для Пушкина. Вяземский с большим волнением писал об этом Александру Тургеневу (13 августа 1824 г.), узнав о новом наказании Пушкина: «Как можно такими крутыми мерами поддразнивать и вызывать отчаяние человека? Кто творец этого бесчеловечного убийства? Или не убийство заточить пылкого, кипучего юношу в деревне русской? ...Да и постигают ли те, которые вовлекли власть в эту меру, что есть ссылка в деревне на Руси? Должно точно быть богатырем духовным, чтобы устоять против этой пытки. Страшусь за Пушкина! В его лета, с его душою, которая также «кипучая бездна огня» (прекрасное выражение Козлова о Байроне93), нельзя надеяться, чтобы одно занятие, одна деятельность мыслей удовольствовали бы его. Тут поневоле примешься за твое геттингенское лекарство: не писать против Карамзина, а пить пунш94. Признаюсь, я не иначе смотрю на ссылку Пушкина, как на coup de grâce95, что нанесли ему. Не предвижу для него исхода из этой бездны».
В письме Пушкина к В. Ф. Вяземской, написанном позднее, в конце октября 1824 года, выражается настроение, довольно близкое к тому, которое предвидел Вяземский: «Вашей нежной дружбы было бы достаточно для всякой души менее эгоистичной, чем моя; каков я ни на есть, она одна утешала меня во многих горестях и одна могла успокоить бешенство скуки, снедающей мое нелепое существование. — Вы хотите знать его, это нелепое существование: то, что я предвидел, сбылось... Меня попрекают96 моей ссылкой; считают себя вовлеченными в мое несчастье; утверждают, будто я проповедую атеизм сестре — небесному созданию — и брату — дурашливому юнцу, который восторгался моими стихами, но которому со мной явно скучно... Мой отец имел слабость согласиться на выполнение обязанностей, которые, во всех обстоятельствах, поставили его в нелепое положение по отношению ко мне97, вследствие этого все то время, что я не в постели, я провожу верхом в полях. Все, что напоминает мне море, наводит на меня грусть — журчанье ручья причиняет мне боль в буквальном смысле слова; я думаю, что ясное небо заставило бы меня плакать от бешенства; но слава богу, небо у нас сивое, а луна точная репка...»98
И в других письмах снова, как и в Одессе, повторяется слово «скучно». «О моем житье-бытье ничего тебе не скажу, — скучно, вот и все» (Вяземскому, 10 октября 1824 г.).
Даже опасения Вяземского о том, что Пушкин начнет пить от тоски и одиночества, были не совсем безосновательны. Вспомним одно из самых мрачных стихотворений Пушкина «Зимний вечер», написанное в начале 1825 года, когда он остался совсем один в Михайловском после отъезда оттуда родителей, сестры и брата. Описание томящей душу зимней бури — небо покрыто мглою, звуки ветра напоминают поэту звериный вой, детский плач; буря стучится в окно, как застигнутый непогодой путник... «Наша ветхая лачужка//И печальна и темна»... Старушке-няне, утомленной завываньем бури и дремлющей у окна, поэт предлагает выпить с горя... «Сердцу будет веселей!»
В конце стихотворения снова повторяются первая и четвертая строфы: сначала снежная буря с ее томительными звуками, а затем еще раз —
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей.
Позже, в 1830 году Пушкин ввел этот мотив в свою повесть «Выстрел», где рассказчик, описывая свою одинокую тоскливую жизнь в деревне, говорит между прочим: «Все сказки, которые только могла запомнить ключница Кириловна, были мне пересказаны; песни баб наводили на меня тоску. Принялся я было за неподслащенную наливку, но от нее болела у меня голова; да, признаюсь, побоялся я сделаться пьяницею с горя, то есть самым горьким пьяницею...»99
Кстати, насколько реальна была для Пушкина опасность, живя в Михайловском вместе с няней, сделаться «пьяницею с горя», подтверждают и воспоминания об Арине Родионовне дочерей П. А. Осиповой (тригорской соседки Пушкина), напечатанные М. И. Семевским: «Это была старушка чрезвычайно почтенная — лицом полная, вся седая, страстно любившая своего питомца, но с одним грешком — любила выпить...»100
Не так уж далека была от Пушкина и перспектива самоубийства в эту эпоху. В черновике письма к Жуковскому, написанному 31 октября 1824 года после бурной ссоры с отцом, мы читаем: «Стыжусь, что доселе не имею духа исполнить пророческую весть, которая разнеслась недавно обо мне, и еще не застрелился. Глупо час от часу далее вязнуть в жизненной грязи».
|