Здесь, после ряда быстро следующих друг за другом образов, заканчивается изображение обстановки античного пира.
С средины стиха начинается вторая часть стихотворения, представляющая собой ряд сентенций. Здесь тоже (как и в начале стихотворения) сначала фразы ритмично располагаются в пределах стиха и по полустишиям:
...Но в начале трапезы, о други,
Должно творить возлиянья, вещать благовещие речи...
Большая синтаксическая пауза после слов «о други» хорошо приходится на конец стиха. В последующем стихе полустишия построены почти параллелистически:
...творить возлиянья, вещать... речи...
Этот параллелизм продолжается, повторяется тот же синтаксис, то же слово «должно»:
Должно бессмертных молить...
Этот стих переходит с не очень резким переносом в следующий:
...да сподобят нас чистой душою
Правду блюсти: ведь оно ж и легче. Теперь мы приступим...
В конце стихотворения опять два переноса (особенно резок последний):
Каждый в меру свою напивайся. Беда не велика
В ночь, возвращаясь домой, на раба опираться; но слава
Гостю, который за чашей беседует мудро и тихо!
Как видим, чисто гекзаметрическое стихотворение Пушкина ритмизировано совершенно иначе, чем выше разобранные его стихотворения.
Два последних написанных Пушкиным элегических дистиха — на статуи Пименова и Логановского — представляют собой середину между описанными двумя типами композиции — симметрической и асимметрической, В них и параллелизм, и антитезы (но не очень явные), и свободный, не совпадающий с течением стиха ход фраз.
Повторим вкратце сказанное о гекзаметре Пушкина.
Гекзаметры и пентаметры далеко не являются любимыми размерами Пушкина. Их особая судьба в истории русской поэзии, их метрика, чуждая основному руслу русского стихосложения XVIII — XIX веков, делали эти размеры чуждыми и Пушкину, верному воспитаннику русских стиховых традиций XVIII — начала XIX веков, в высшей степени ограниченному в своих метрических вкусах и пристрастиях.
В течение 1820-х годов Пушкин несколько раз пробует писать гекзаметром, но внутреннего овладения размером у него еще нет, ему приходится все время думать о его форме, «считать стопы». Из трех известных нам попыток две остаются в рукописи в черновом виде, и только одно стихотворение Пушкин печатает — и то в нем оказывается ритмическая ошибка, которую он разрешает исправить... барону Розену. Сильное впечатление, произведенное на Пушкина чтением вышедшей «Илиады» Гнедича, отразившееся в двустишии «Слышу умолкнувший звук...», «породнило» его с гекзаметром, и с тех пор (с 1830 г.) этот размер входит в его обиход.
Пушкин, в отличие от Гете, Жуковского и других, воспринимает гекзаметр и пентаметр как чисто античный размер. Он не пытается использовать его для повествовательных произведений современной или народно-сказочной тематики и т. п. Пушкин или пишет этим стихом вещи в античном духе, или употребляет его для стихов на современную тему, заведомо стремясь придать им античный характер, связать с образами античности.
Метрика пушкинского гекзаметра — «умеренного» типа, такая же, как у Гнедича, Жуковского, Дельвига, то есть с довольно редким употреблением хореев (в отличие, например, от Тредьяковского с его разнообразной метрикой гекзаметра). Строгость в соблюдении традиционных правил цезуры у Пушкина гораздо большая, чем у Жуковского и Гнедича, почему его стих по своему строению много ближе к античному, чем у этих двух поэтов,
Однако в пределах простой, довольно однообразной метрики Пушкин создает необыкновенно сложные, изысканные и тонкие ритмические построения путем размещения фраз и их частей по полустишиям и стихам, путем разнообразного — симметрического, параллелистического или антитетического — построения синтаксических и морфологических элементов, путем ненавязчивого, но крайне выразительного подбора звуков, путем гармонического распределения поэтических напряжений и разрешений и т. п.
В своем гекзаметре Пушкин обнаруживает обычные свойства своей поэзии — лаконичность, точность, глубину содержания и необыкновенное изящество формы.
1943
| 
