5
Одновременно с политической трагедией «Вадим» Пушкин (в 1821 г.) разрабатывал замысел политической комедии на сюжет об игроке. Сохранившиеся несколько планов и начальные тридцать два стиха комедии дают возможность довольно точно представить себе содержание этой пьесы. В академическое издание Пушкина А. Л. Слонимский внес остроумное дополнение в традиционное понимание плана, делающее ясными некоторые его темные места и нескладности. Я напомню содержание комедии.
Молодая вдова Вальберхова;11 в нее влюблен молодой человек Брянский. Он страстный игрок, и это мешает его успеху у нее. У нее есть брат Сосницкий, юноша, чуждающийся светского дамского общества; он водится с картежниками, целые дни играет в карты. Комедия начинается случайной встречей брата и сестры, не видавшей его уже несколько дней. Она отчитывает его за беспутный образ жизни, требует отстать от игры, он возражает и просит ее уйти на сегодня из дому, так как он дает завтрак своим друзьям. Она берет с него обещание сегодня не играть в карты и уходит.
У Пушкина: «Вальберхова — вдова, Сосницкий — ее брат, Брянский — любовник12 Вальберховой. Рамазанов, Боченков (это друзья Сосницкого, игроки. — С. Б.) С<осницкий> дает завтрак».
В другом плане: «С<осницкий> и В<альберхова>.
В<альберхова>: Играл? — Играл. — Долго ли тебе быть бог знает где? Добро либералы — да ты-то что? Зачем не в свете? — Да вся молодежь; вы все бранчливы, скучно, то ли дело ночь играть. — Скоро ли отстанешь? — Никогда. — Сестрица, милая, уезжай, у меня будет завтрак. — Игра? — Нет. — Прощай».
Далее Сосницкий велит старому слуге дядьке (Величкину) приготовить карты. Тот старается его усовестить — «проиграетесь»; Сосницкий его обрывает и уходит. Появляется Брянский, разговаривает с дядькой, который, очевидно, сетует на своего воспитанника. Затем возвращается Вальберхова, и у нее происходит разговор с Брянским, из которого выясняется, что Вальберхова не доверяет ему, так как он игрок. Он остается один. Появляется гость — Рамазанов, и Брянский узнает в нем шулера, своего старого знакомого. Ему приходит в голову с помощью Рамазанова излечить Сосницкого от страсти к картам и тем заслужить благосклонность сестры. Рамазанов, очевидно под угрозой разоблачений, соглашается помочь ему вместе обыграть юношу с целью дать ему жестокий урок. Приходит Сосницкий (может быть, сходятся другие гости), и все переходят в другую комнату. Появляется снова Вальберхова. Слышит шум в соседней комнате. Дядька (Величкин) объявляет, что там идет игра. «А Брянский?» — «Там же». Она, возмущенная, вызывает Брянского, и тот успокаивает ее, объясняя, что все подстроено, чтобы дать урок Сосницкому. Появляется Сосницкий, проигравший все, что у него было. Он в отчаянии. Дядька старается его утешить. Сосницкий делает отчаянную попытку отыграться — и ставит на карту своего дядьку. Он проигрывает. Старик плачет, Сосницкий тоже. Тут Брянский и Рамазанов открывают свой уговор — возвращают ему весь проигрыш, и пьеса заканчивается благополучно.
Анненков справедливо видел в этой пьесе изобличение безобразий крепостного права. Дело в ней, конечно, вовсе не в уроке для Сосницкого, а в уроке для зрителей, смотрящих на слезы старого крепостного слуги, проигранного в карты своим воспитанником.
Свой замысел Пушкин, поскольку можно судить по началу комедии, облек в традиционную форму комедии французского классицизма. Форма эта вполне отвечала своей цели: и легко звучащий под пером Пушкина александрийский стих, удобно распадающийся на короткие реплики, которыми перебрасываются брат и сестра:
Откуда и куда? — Я шел к тебе, сестра,
Хотелось мне с тобой увидеться. — Пора.
— Ей богу, занят был. — Да чем? — Делами, службой.
Я, право, дорожу, сестра, твоею дружбой, —
и эпиграмматически построенные фразы:
Да ты не читывал с тех пор, как ты родился, —
все было традиционно и все было уместно в пьесе с ясно выраженной дидактической, почти агитационной «целью», с простой и традиционно условной психологией персонажей...
Таким образом, оба эти произведения — «Игрок» и «Вадим» тесно связаны общим происхождением и общим заданием.
Театр привлекается для решения задач общественно-политических. Он становится трибуной либеральной и революционной пропаганды. Этот театральный жанр был хорошо разработан в XVIII веке во Франции да отчасти и у нас (Фонвизин, Капнист), и Пушкин мог пользоваться готовой, отчеканенной формой. Даже тот элемент реалистической наблюдательности, который лежит в основе Сосницкого, болтающего о своем разочаровании в «модном свете» и проводящего время в картежной игре, — даже этот реалистический элемент вполне характерен для классической комедии (в отличие ее от трагедии).
Таков характер первого этапа пушкинской драматургии.
Пушкин не написал ни «Вадима», ни «Игрока». Это вполне понятно, потому что весь этот дидактический и «классический» жанр был в 1822 году явным анахронизмом для поэта, уже написавшего «Кавказского пленника» и задумывавшего «Братьев разбойников», «Бахчисарайский фонтан»...
Надо заметить, что вообще в годы 1821—1822 Пушкин стоял как поэт словно на перепутье, не зная точно, какую дорогу выбрать. В период окончания «Кавказского пленника» — поэмы, знаменующей громадный шаг вперед в литературной эволюции Пушкина, он пишет «Гавриилиаду» — где литературно снова возвращается на путь французского классицизма XVII века — Вольтера и Парни; он почти одновременно то разрабатывает байронические сюжеты (о мрачном, разочарованном разбойнике, трактуя его при этом как «атамана» из русских разбойничьих песен, о преступном монахе, о грозном хане), то обдумывает героическую эпопею о Мстиславе и т. д. В этом кипении самых разнообразных поэтических идей и зарождается разобранный только что «декабристский» драматургический замысел.
|
